Новое уголовное законодательство об усилении борьбы с хулиганством.
В соответствии с решениями ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР о мерах по усилению борьбы с нарушениями общественного порядка Президиум Верховного Совета СССР принял 26 июля 1966 г. Указ «Об усилении ответственности за хулиганство».

Разработка и принятие новых нормативных актов, направленных на борьбу с хулиганством и другими нарушениями общественного порядка,— «результат возросшей требовательности к поведению людей в обществе в условиях строительства коммунизма, это новый шаг на пути выполнения требований Программы КПСС об укреплении законности и правопорядка, искоренении преступности и устранении всех причин, ее порождающих».

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. предусматривает ряд мер, направленных на усиление борьбы с хулиганством: введение более суровых санкций за мелкое хулиганство, предоставление начальнику органа милиции права самостоятельно налагать штраф на виновных в мелком хулиганстве, установление более строгого порядка отбывания административного ареста, более широкое привлечение общественности к борьбе с хулиганами и т. д.

Одной из мер, направленных на усиление борьбы с хулиганством, является совершенствование уголовного законодательства.

Янтарь — очень интересный камень. Точнее, это не камень, а аморфный, окаменелый древесный сок. Ископаемая смола мел-эоценового возраста - продукт жизнедеятельности деревьев Pinus succinieferra. Содержит до 8% янтарной кислоты.

В начале 70-х советские модницы обрели новую драгоценность — янтарь. «Греки называли янтарь «электроном» — солнечной материей, наделенной магической силой, — рекламировал «Огонек» новые браслеты и ожерелья из Калининграда. — Эти кусочки окаменелой смолы реликтовых сосен в античную эпоху ценились дороже золота. А теперь они доступны каждой женщине!» Еще в журнале цитировался римский историк Плиний Старший, который когда-то составил рейтинг разных сортов янтаря: «Белый янтарь имеет приятный запах, но ни он, ни восковой янтарь высоко не ценятся. Красный янтарь стоит дороже, особенно если он прозрачен. Лучший янтарь сияет как огонь, но не горит. Самый дорогой янтарь называют фалернским, потому что он имеет цвет фалернского вина, совершенно прозрачен, и на просвет видно сияние…» Впрочем, ни фалернского, ни красного янтаря модницы так и не увидели. А высшим писком моды был золотистый янтарь с застывшим внутри доисторическим комаром.

В 60-е годы под воздействием Прибалтийских традиций обработки янтаря мастера стали использовать натуральные формы янтаря, обращать внимание на его цвет и текстуру, изготавливать разнообразные композиции, соединять янтарь с другими материалами (деревом, шерстью, пластмассой).

В 70-е годы янтарь достиг вершины своей популярности в СССР. Настоящий «янтарный бум» был связан с использованием золота в сочетании с янтарем. В таких изделиях часто используется каленый янтарь, который получают путем обработки в специальных автоклавах. Там из замутненных, грязно-желтых кусочков янтаря получается прозрачный, искристый камень, который прекрасно гармонирует с золотом.

Вели́кая пролета́рская культу́рная револю́ция (кит. трад. 無產階級文化大革命, упрощ. 无产阶级文化大革命, пиньинь Wúchǎn Jiējí Wénhuà Dà Gémìng, палл. Учань Цзецзи Вэньхуа Да Гэмин, сокращённо 文化大革命 Вэньхуа Да Гэмин, или 文革 Вэньгэ) — термин, обозначающий десятилетие 1966-76 в истории КНР.

Этот период характеризовался крайней политизацией всех областей городской жизни, обозначенной беспорядочными выступлениями студентов и рабочих на низших уровнях социальной лестницы и хаосом в партийном руководстве страны. На её начало решающее влияние оказал председатель КПК Мао Цзэдун в 1966 году для утверждения взглядов своей группировки в руководстве КПК (маоизма) в качестве государственной идеологии и в рамках борьбы со взглядами политической оппозиции.

Первым этапом принято считать период с мая 1966 по апрель 1969. Сам Мао Цзэдун считал, что Культурная революция началась с опубликования статьи Яо Вэньюаня в ноябре 1965 года. 8 августа 1966 года 11 Пленум ЦК КПК принял «Решение о великой пролетарской культурной революции»

«Культурная революция» сводится к выступлениям революционного характера китайских студентов и рабочих. Эти выступления были направлены против бюрократических традиций в Компартии. На её начало решающее влияние оказал председатель КПК Мао Цзэдун в 1966 году для утверждения взглядов своей группировки в руководстве КПК (маоизма) в качестве государственной идеологии и в рамках борьбы со взглядами политической оппозиции.

Большинство исследователей «культурной революции» сходятся на том, что одной из основных причиной развернувшейся в Китае «культурной революции» была борьба за лидерство в партии.

В ходе «культурной революции» Мао Цзэдун ставил перед собой две главные задачи, обе из которых сводились к укреплению его лидирующего места на политической арене КНР: уничтожить оппозицию, у которой начали появляться мысли о реформах экономики с частичным внедрением в нее рыночных механизмов, и, в то же время, занять чем-то бедствующие народные массы. Свалив всю вину за провал «Большого скачка» на внутреннюю оппозицию (Лю Шаоци) и внешних врагов (ревизионистский СССР во главе с Хрущевым), Мао убивал двух зайцев сразу: и убирал конкурентов, и давал выход народному недовольству.

Мало кто уже помнит, но «запорожцем» изначально называлась не только ушасто-лупоглазая модель 968 с анально дислоцированным двигателем, а еще ее предок — модель 965, называемая «Горбатый»[2], являвший собой заднемоторное двухдверное спорткупе с V-образным двигателем воздушного охлаждения. Как и некоторые другие советские автомобили, этот Квазимодо автопрома был частичной копией с итальянского ФИАТа 500 600 1956 года, сделавшего непредвиденный разработчиками вклад в Москвич-444.

Все еще сомневаетесь в их родстве?

Следующая модель — 966 за характерный дизайн воздухозаборников получил в народе прозвище "ушастый", нынешние школьники его практически не видели,а люди постарше если и видели то помнят плохо, хотя его производство было вполне массовое и серийное. Это уже новый корпус. Характерное отличие, по которому можно отличить 966 от 968А — отсутствие фонарей заднего хода, соответствующие места заглушены, а также на 966 горловина бензобака вынесена наружу, и не запирается, что позволяло невозбранно красть из них бензин.

«Ракета» — марка часов, выпускаемая Петродворцовым часовым заводом — старейшим часовым заводом России. Предприятие входило в число 13 крупнейших часовых заводов Советского Союза, где было налажено массовое производство часов для персонального использования. Часы «Ракета», производимые в Петродворце, экспортировались более чем в 30 стран мира.

Первая партия часов марки «Ракета» вышла в свет в 1962 году. Название часов продиктовала эпоха — 12 апреля 1961 года на корабле Восток-1 Юрий Гагарин совершил первый в истории человечества полёт в космическое пространство. Это событие и должно было отражать название «Ракета». Однако в странах Западной Европы и Америки это название воспринималось негативно. В разгар холодной войны она больше вызывала ассоциации с ракетой нового поколения Р-16, которая в том же 1962 году была принята в СССР на вооружение.

Первыми часами под маркой «Ракета» появились модели «Россия», «Рекорд», «Петродворец». Часы «Рекорд» были второй оригинальной конструкцией. Эти часы до сегодняшнего дня остаются самыми плоскими из всех, созданных в нашей стране. Их высота — 2,7 миллиметра, что не больше двух советских пятикопеечных монет, положенных одна на другую. В 1965 году «Рекорд» получил золотую медаль международной Лейпцигской ярмарки.

* Год создания: 1966
* Страна: СССР

Сатирическое и музыкальное телешоу, популярное в СССР шестидесятых годов.
Александр Белявский, которого современные телезрители очень хорошо знают по роли Фокса в культовом фильме «Место встречи изменить нельзя», в начале 60-х много снимался в Польше и однажды привез домой польские юмористические журналы «Шпильки» – на их основе он, вместе с Григорием Зелинским, тогдашним режиссером театра Сатиры, разработал сценарий спектакля, состоящего из миниатюр. Телевизионщики предлагали сделать экранизацию, но Зелинский упорно отказывался; случай вмешался в лице жены режиссера – Зои Зелинской. Прочитав разработки, она буквально настояла, чтобы новый проект увидел свет не на театральных подмостках, а в телеэфире – вот так и родился первый советский телесериал.

«Кабачок 13 стульев» был обречен на успех – во-первых, это был качественный юмор, которого на телевидении не было вообще, во-вторых, юмор имел критическую направленность, что вообще было невероятным для тех лет – но, поскольку действие происходило «как бы» в Польше, на глаза начальства на это закрывались. Хотя, конечно, и не без проблем – некоторые выпуски запрещались цензурой.

Ведущим, объединяющим миниатюры в единое действие, был поначалу соавтор сценария Александр Белявский, затем пригласили Андрея Миронова – но популярный актер был настолько хорош, что перетянул «одеяло» на себя, затмив остальных. И после этого на роль ведущего был приглашен Михаил Державин. Он входил, как завсегдатай, знающий всех посетителей, он садился за столик, прихлебывал пиво и комментировал происходящее. Были и курьезы – телезрители очень ругались, когда пан Ведущий заглушал своим голосом шлягеры, которые в то время можно было услышать (и записать на магнитофон) только в Новый год, на Пасху, да в «Кабачке».

Новые веяния моды, ритмы зарубежной эстрады, искрометные шутки обеспечивали программе невероятную популярность, ведь каждая программа была отражением жизни того времени в миниатюре. Авторы и исполнители этого представления стали не только постоянными гостями посольства ПНР, но и получили даже награды Сейма. Передача имела огромную популярность, а ее участников чаще называли по имени персонажей "Кабачка", чем собственными именами. Известно, что большим ее любителем был генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев, по возможности не пропускавший ни одной серии.


Закончился «Кабачок» в 1981 году, когда в Польше начались волнения и страны «раздружились».

Позднее было несколько попыток возродить передачу – к сожалению, все они оказались тщетными…

Писателей обвинили в написании и передаче для напечатания за границей произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй». Процесс подробно освещался в «Известиях» и «Литературной газете».

Они не признали себя виновными, несмотря на то, что, как они утверждают, на них оказывалось давление

Приговоры:
Даниэль был осуждён на 5 лет лагерей по предъявленной ему статье 70 УК РСФСР «антисоветская агитация и пропаганда». Синявский был приговорён к 7 годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима по предъявленной ему статье 70 УК РСФСР «антисоветская агитация и пропаганда». Многие писатели считали процесс Даниэля и Синявского противозаконным и протестовали против их осуждения

Судьбы писателей после освобождения:
После освобождения в 1973 году Синявский переехал во Францию. Он не был официальным эмигрантом и не лишался советского гражданства — поехал по приглашению на работу в Сорбонну.

Даниэль остался в России. Отбыв полностью срок, Ю. Даниэль работал сначала в Калуге, затем в Москве. Печататься мог только анонимно, под псевдонимом Ю. Петров (в период особого устрожения переводы из Аполлинера были опубликованы под именем Б. Окуджавы).

17 октября 1991 года в «Известиях» появилось сообщение о пересмотре дел Ульманиса, Тимофеева-Ресовского и Царапкина, Синявского и Даниэля за отсутствием в их действиях состава преступления

Генерал де Голль в Москве

Визит де Голля в Москву в декабре 1944 г. имеет долгую предысторию. В период действия советско-германского пакта Советский Союз установил дипломатические отношения с вишистским правительством, хотя посол последнего Гастон Бержери прибыл в Москву только 25 апреля 1941 г., то есть после вторжения немцев в Югославию. Когда Бержери в присутствии Молотова вручил свои верительные грамоты Калинину и обратился к СССР с призывом «принять участие в организации «нового порядка» в Европе», советские руководители в ответ на его речь не проронили ни слова. На следующий день советский посол в вишистской Франции Богомолов, случайно находившийся в то время в Москве, позвонил Бержери и объяснил ему «с идеологических позиций», почему Советский Союз не считает возможным согласиться с германской гегемонией в Европе241

С того момента, как немцы вторглись в пределы Советского Союза, Советское правительство, разумеется, разорвало дипломатические отношения с Виши. Первые непосредственные контакты между «Свободной Францией» и СССР были установлены еще в начале августа 1941 г. по инициативе де Голля; неофициальный представитель де Голля в Турции Жув посетил советского посла в этой стране С. Виноградова и информировал его, что де Голль, которого он как раз перед тем видел в Бейруте, желал бы направить в Москву двух-трех представителей «Свободной Франции». Не настаивая на признании - официальном или неофициальном - движения «Свободная Франция» Советским правительством, де Голль вместе с тем стремится установить с русскими непосредственные связи, вместо того чтобы сноситься с ними, как это делалось до тех пор, через англичан. Согласно советскому сообщению о встрече Жува с Виноградовым, Жув заявил, что как Советский Союз, так и Франция являются, с точки зрения де Голля, континентальными державами, проблемы и цели которых отличны от проблем и целей англо-саксонских государств. При этом Жув добавил:

«Генерал де Голль очень много говорил о Советском Союзе. Он сказал, что вступление СССР в войну является для нас шансом, на который мы раньше не надеялись. Конечно, нельзя сейчас точно определить, когда будет достигнута победа, но генерал де Голль выражал безусловную уверенность в том, что немцы в конце концов будут разгромлены»242.

На той же неделе профессора Кассен и Дежан обратились к советскому послу в Лондоне Майскому по вопросу об установлении «тех или иных официальных отношений» между Советским Союзом и «Свободной Францией». Они высказали мысль, что эти отношения могли бы быть установлены в такой же форме, в какой они существовали между «Свободной Францией» и английским правительством. 26 сентября 1941 г. Майский уведомил де Голля, что Советское правительство признает его как руководителя всех примкнувших к нему «свободных французов», «где бы они ни находились». Правительство СССР выразило также готовность оказать «Свободной Франции» всестороннюю помощь и содействие в общей борьбе с гитлеровской Германией и ее союзниками243.

Де Голль почти с самого начала желал, чтобы военное сотрудничество между «Свободной Францией» и Советским Союзом приняло осязаемую форму, и хотел направить в СССР французскую дивизию, дислоцировавшуюся в то время в Сирии. Но такое намерение, по-видимому, вызвало возражения со стороны англичан, и в апреле 1942 г. Дежан предложил вместо этого направить в Советский Союз для начала тридцать французских летчиков и тридцать человек наземного персонала.

Так была заложена основа для создания французской эскадрильи «Нормандия», которая прибыла в Россию в конце того же года. Конечно, это были ничтожные силы, но они явились важным политическим фактором и символическим связующим звеном между СССР и французским движением Сопротивления. Французские летчики доблестно сражались на Восточном фронте, понесли тяжелые потери и были щедро награждены советскими военными орденами и медалями. Боевые действия этой французской авиационной части широко освещались в советской печати.

В марте 1942 г. в Москву прибыла небольшая дипломатическая миссия, возглавляемая Роже Гарро, и с генералом Э. Пети в качестве военного атташе. Гарро (по крайней мере тогда) был твердым сторонником де Голля и в своих беседах с русскими некогда не делал секрета из разногласий между де Голлем, с одной стороны, и англичанами и американцами - с другой244.

Гарро (подобно де Голлю) придавал поддержке, оказываемой СССР «Свободной Франции», большое значение. 26 марта 1943 г. он даже заявил Молотову, что Французский национальный комитет черпает для себя в позиции Советского правительства чувство ободрения. «Без этого ободрения Сражающаяся Франция не пережила бы трудных ноябрьских дней, когда в Африке делались попытки создать другое правительство…»245

В июне 1943 г. встал вопрос о признании Французского национального комитета освобождения в Алжире, и 23 июня Черчилль в письме Сталину сообщил, что он «с тревогой» узнал о намерении Советского правительства признать этот комитет246. Под нажимом англичан и американцев признание комитета было отложено, но когда в августе 1943 г. оно все же состоялось, советская «формула» признания была значительно короче и честнее, чем английская и американская с их многочисленными условиями и оговорками. После того как в августе 1944 г. правительство де Голля обосновалось наконец в Париже, русские стали торопить Англию и США со скорейшим признанием Временного французского правительства. Таким образом, у де Голля имелись в общем все основания быть довольным поддержкой, которую Советское правительство оказывало ему уже с 1941 г.

Решение де Голля отправиться в конце 1944 г. в Москву для встречи со Сталиным в значительной степени было обусловлено чувством раздражения и досады, которое вызывали у него англичане и американцы своими «хозяйскими манерами» во Франции, а также его желанием показать, что он проводит независимую политику и не является ничьим сателлитом. Советский Союз со своей стороны был заинтересован во Франции в силу того, что руководящую роль в движении Сопротивления там играли коммунисты и что влияние последних начинало уже сказываться и внутри французского правительства.

Визит де Голля в Москву явился прежде всего шагом к тому, чтобы покончить с чрезмерной зависимостью Франции от Англии и США. В тот доатомный период де Голль продолжал считать Францию и СССР - как это он делал уже в 1941 г. - теми двумя великими военными державами на Европейском континенте, которые смогут в будущем гарантировать Европу от повторения германской агрессии и чьи взгляды и интересы отличаются от взглядов и интересов «англосаксонских» государств. Но именно в этом вопросе Сталин в 1944 г. никак не мог согласиться с де Голлем - по той простой причине, что с чисто военной и экономической точек зрения Франция по сравнению с Англией и Америкой была совсем незначительной величиной. Таким образом, к большому разочарованию де Голля, Сталин отказывался на том этапе всерьез принимать Францию как военного союзника. Однако в итоге де Голль «одержал победу», увезя с собой в Париж франко-советский договор о союзе, составленный по типу англо-советского договора 1942 г. Но это было далеко не все, чего вначале рассчитывали добиться как де Голль, так и Сталин.

Де Голль, Бидо, генерал Жюэн и несколько дипломатов прибыли в Москву 2 декабря, проехав через Баку и Сталинград. В Сталинграде де Голль преподнес городу мемориальную доску с надписью: «Сталинграду благодарная Франция». В своей речи де Голль сказал: «Я хочу воздать должное Сталинграду и отметить тот урок, который он нам дает. Я передаю горячий привет сражающегося французского народа героическому Сталинграду - символу наших общих побед над врагом».

Записи трех бесед между Сталиным и де Голлем 2, 6 и 8 декабря (опубликованные советским Министерством иностранных дел в 1959 г.), равно как и записи переговоров между Молотовым и Бидо247, представляют огромный интерес, поскольку они и по существу, и в особенности по скрытому в них подтексту значительно отличаются от трактовки этих событий де Голлем, который излагает их несколько вольно. Они также являются одним из немногих непосредственных свидетельств того, как Сталин вел переговоры с политическими деятелями других стран в период войны.

Во время своей первой встречи со Сталиным де Голль начал с замечания, что истинной причиной несчастий, постигших Францию, было отсутствие у нее договора с СССР и то обстоятельство, что ее восточная граница была очень уязвимой.

Да, ответил на это Сталин, тот факт, что СССР и Франция не были вместе, стало большим несчастьем и для Советского Союза.

Сталин спросил, достаточно ли у де Голля летчиков.

Де Голль ответил, что у него очень мало летчиков, а те летчики, которые находились во Франции, нуждаются в переобучении, так как они не знают современных самолетов.

Сталин сказал, что на советском фронте хорошо сражается авиационный полк «Нормандия», укомплектованный французскими летчиками.

Затем де Голль сделал попытку перейти к более серьезным делам. И для Франции и для СССР явилось бы хорошим решением, сказал он, если бы Рейнско-Вестфальская область была присоединена к Франции. Для Рурского бассейна, может быть, и следовало бы установить международный режим, но Рейнско-Вестфальская область должна быть отделена от Германии и присоединена к французской территории.

Сталин спросил у него, как смотрят на этот план Англия и Америка; де Голль ответил, что в 1918 г. они не приняли такого предложения и нашли временное решение вопроса, которое не было успешным. В результате Франция снова подверглась нападению. Быть может, урок этот не прошел для Англии и Америки даром, но он в этом не уверен.

«Сталин говорит, что, насколько ему известно, в английских кругах рассматривалась другая комбинация, а именно - предложение взять Рейнско-Вестфальскую область под международный контроль. То, что сказал де Голль, является новым… Сталин говорит, что нужно узнать мнение союзников по этому вопросу.

Де Голль говорит, что он надеется, что этот вопрос может быть обсужден в Европейской консультативной комиссии.

Сталин говорит, что России трудно возражать против этого».

Затем де Голль подверг резкой критике Англию и Америку. Англичане и американцы ни исторически, ни географически не находятся на Рейне, заявил он. У них есть другие заботы, и французы и русские заплатили за это дороже всех. И хотя сейчас они и ведут там боевые действия, они не всегда будут на Рейне, тогда как Франция и СССР всегда останутся на своих местах. Решительное вмешательство Англии и Америки в войну всегда происходило в специфических условиях - когда было уже слишком поздно, - в результате Франция оказалась в 1940 г. на краю гибели.

Рассуждения де Голля не убедили Сталина. Сил только СССР и Франции, с его точки зрения, недостаточно, чтобы обуздать германских милитаристов. Это доказано опытом двух мировых войн. Сами по себе границы не имеют еще решающего значения - важно было располагать хорошей армией, укомплектованной надлежащими командными кадрами. Полагаться на линию Мажино или на гитлеровский Восточный вал было иллюзией.

Поскольку генерал продолжал настаивать на своем, Сталин «просит де Голля понять его. Дело в том, что мы, русские, не можем решить этот вопрос одни, не побеседовав с англичанами и американцами. Не только такой, но и многие другие вопросы мы не можем решать без своих союзников и без попыток прийти к общему решению».

Явно не удовлетворенный всеми этими аргументами, де Голль попытался подойти к вопросу с другой стороны, заговорив о восточных границах Германии.

«Де Голль говорит, что, насколько он понимает, Одер должен явиться границей Германии, а дальше к югу граница должна идти по реке Нейсе, то есть западнее Одера…

Сталин говорит, что он думает, что исконные польские земли должны быть отданы полякам. Силезия, Померания, Восточная Пруссия должны быть возвращены Польше…

Что касается Чехословакии, то… ее восточная граница в районе Судет должна быть восстановлена».

Во время визита де Голля и Бидо Сталин, что весьма знаменательно, поддерживал регулярную связь с Черчиллем. На следующий же день после своей первой встречи с де Голлем он телеграфировал Черчиллю и сообщил ему, что информировал де Голля о том, что вопрос о западной границе Германии нельзя решать без ведома и согласия Англии и США. Что же касается предложения о франко-советском пакте, продолжал Сталин, то он указал де Голлю на необходимость всестороннего изучения этого вопроса. Черчилль в ответной телеграмме писал, что он отдал бы предпочтение трехстороннему договору.

Вопрос о признании Францией Польского комитета национального освобождения был поставлен наркомом иностранных дел СССР 5 декабря, во время его встречи с Бидо.

Во время второй встречи между Сталиным и де Голлем, б декабря, главной темой беседы стала Польша. Де Голль напомнил о старых культурных и религиозных узах, связывающих Францию и Польшу, и (не обмолвясь ни словом об антисоветском санитарном кордоне) заявил, что в 1918 г. Франция пыталась возродить Польшу как врага Германии, как страну, которая будет настроена против Германии. К сожалению, сказал он, такие люди, как Бек, стремились вступить с Германией в соглашение, направленное против Советского Союза и Чехословакии. Он же [де Голль] не имеет никаких возражений ни против линии Керзона, ни против границы по Одеру и Нейсе.

Он не имел возражений также и против англо-франко-советского блока, но дал понять, что предпочел бы для начала прямой франко-советский пакт.

Сталин (по-прежнему все время консультировавшийся с Черчиллем) заявил, что, как он думает, это дело завершится на днях. Но ему хотелось бы вернуться вместо этого к вопросу о Польше. Он надеялся, что Франция займет в отношении Польши более реалистическую позицию, чем позиция Англии и США. Английское правительство, к сожалению, запуталось в своих связях с польским эмигрантским правительством в Лондоне и с Михайловичем, который «скрывается где-то в Каире». Сидящие в Лондоне поляки занимаются министерской чехардой, в то время как Польский комитет национального освобождения проводит земельную реформу, подобную той, которую осуществила в конце XVIII в. Франция. И он стал доказывать, что лондонское правительство все больше теряет свой авторитет в Польше. При этом он довольно долго говорил о том, какой «авантюрой» было Варшавское восстание, сказав, что Красная Армия не могла в то время взять Варшаву, потому что, когда Красная Армия подошла к Варшаве, ее артиллерия и снаряды отстали на 400 км.

Де Голль не был убежден в том, что лондонское правительство «потеряло авторитет» в Польше, и сказал, что, каковы действительные настроения польского народа, станет более ясно, когда будет освобождена вся страна.

7 декабря Сталин телеграфировал Черчиллю, что он и его коллеги одобрили идею Черчилля о заключении трехстороннего англо-франко-советского пакта и предложили его на рассмотрение французов, однако пока еще не получили от них ответа.

8 тот же день Бидо сказал Молотову, что Францию не устраивает простое присоединение к англо-советскому договору, - это могло навести на мысль, что Франция будет в этом пакте чем-то вроде младшего партнера. Молотов отмахнулся от такого довода и вернулся к вопросу о признании французами Польского комитета национального освобождения. Об этом аспекте франко-советских переговоров Сталин не информировал Черчилля, хотя английское посольство в Москве было, конечно, более или менее в курсе происходящего.

Во время своей третьей встречи со Сталиным, 8 декабря, де Голль снова заявил, что вопрос о Германии имеет для Франции важнейшее значение и что, «поскольку останется германский народ, постольку останется и германская угроза». И он снова начал говорить о границе по Рейну. Франция и Россия, говорил он, должны объединить свои силы. Англию, которая «всегда и везде опаздывает», можно рассматривать только как «второй этаж безопасности», а Америку - как «третий этаж». В момент большой опасности нельзя рассчитывать ни на ту, ни на другую, и в случае заключения трехстороннего договора англичане неизбежно будут тормозить всякие немедленные действия.

Сталин согласился с тем, что прямой франко-советский пакт сделал бы Францию более независимой от «некоторых стран», но, поскольку СССР и Франции было бы трудно одним выиграть войну, он все же отдает предпочтение трехстороннему пакту.

Де Голль возразил, что это «нефранцузская точка зрения», в нынешних условиях трехсторонний пакт подчеркнул бы подчиненное положение Франции перед Англией. Франции было бы лучше иметь договор с СССР. У Франции нет никакой уверенности в том, какую позицию Англия займет по отношению к Германии в будущем. К тому же французы ожидают, что у них будут трудности с англичанами на Востоке, а, может быть, также и на Дальнем Востоке.

Сталин заметил в ответ, что идея тройственного договора принадлежала Черчиллю, а он и его коллеги согласились с английским предложением. Правда, Черчилль не наложил вето на франко-советский пакт, но все же отдавал предпочтение трехстороннему договору.

«Если теперь отложить пакт трех, - продолжал Сталин, - то Черчилль обидится…» Однако поскольку французы так настаивают на заключении прямого франко-советского пакта, то он предлагает следующее: «Пусть французы окажут нам услугу, а мы окажем им услугу. Польша - это элемент нашей безопасности… Пусть французы примут представителя Польского комитета национального освобождения в Париже, и мы подпишем двусторонний договор. Черчилль обидится, но что поделаешь.

Де Голль говорит, что Сталин, вероятно, иногда обижает Черчилля.

Сталин говорит, что иногда он обижает Черчилля, а иногда Черчилль его обижает. Когда-нибудь будет опубликована переписка между Черчиллем и им, Сталиным, тогда де Голль увидит, какими посланиями они иногда обменивались».

После этого, по-видимому, возникло неловкое молчание, а затем Сталин внезапно задал де Голлю вопрос, когда тот намеревается вернуться во Францию. Де Голль ответил, что рассчитывает уехать через два дня.

После не совсем относящегося к делу разговора об авиационном заводе, который посетили французские гости, де Голль заметил, что он очень сожалеет, что не имеет возможности заключить двусторонний франко-советский договор и что придется начинать переговоры о тройственном пакте. Он понимает политику Сталина в польском вопросе, но ему совершенно неясно, что представляет собой Польский комитет национального освобождения.

Атмосфера, в которой закончилась встреча, была весьма прохладной.

Позднее в тот же день Бидо нанес визит Молотову и сказал, что с Польским комитетом национального освобождения, по-видимому, произошло некоторое «недоразумение». Так или иначе, де Голль намечает встретиться на следующий день с руководителями этого комитета. Молотов выразил надежду, что такая встреча изменит положение, и сказал, что тем временем он вместе с Бидо поработает над проектом франко-советского пакта.

Берут, Осубка-Моравский и Роля-Жимерский были приняты де Голлем и имели с ним беседу. В результате де Голль перед отъездом из Москвы согласился лишь послать в Люблин «неофициального» французского представителя, «вне всякой зависимости» от подписания франко-советского пакта.

На приеме в Кремле в последний вечер пребывания де Голля в Москве поведение Сталина характеризовалось некоей смесью грубости и добродушия («У него был такой вид, будто он очень мало считается с нами», - заметил позднее один из французских гостей), и лишь после того, как охваченный гневом де Голль демонстративно покинул прием, русские наконец решили подписать франко-советский пакт без компенсационного польского «условия».

Для де Голля франко-советский пакт имел важное значение как часть той «независимой» французской политики - политики «между Востоком и Западом», - которую он и Бидо после его ухода в январе 1946 г. пытались (безуспешно) проводить в течение двух лет после войны.